Европейская интеграция
Рецензия директора Центра Т.В. Бордачева на учебник "Европейская интеграция" под редакцией О.В. Буториной
Европейская интеграция: учебник / под редакцией О.В. Буториной. – М.: «Деловая литература», 2011. – 720 с
Т.В. Бордачёв – к. полит. н., заместитель декана факультета мировой экономики и мировой политики Государственного университета – Высшей школы экономики.
Резюме: Учебник под редакцией Ольги Буториной – это блистательное доказательство исторического успеха коллектива Института Европы РАН
Есть в мировой экономике и международных отношениях явления, процесс познания которых бесконечен. Вроде бы на определенном этапе развития изучаемого объекта исследователю или группе авторов удалось собрать и изложить всю доступную информацию. Коллективный труд отредактирован, сдан в печать – и через несколько недель у заинтересованных наблюдателей и студентов появляется прекрасный источник новых знаний. Однако за время, пока пишутся главы и выходит книга, исследуемый объект успевает не только произвести огромное количество новой информации, но и сам внутренне трансформируется, переходит в другое качество, на фоне которого хорошо известные факты приобретают совершенно иное значение.
К числу таких явлений относится уникальный в истории процесс сближения государств Европы, продолжающийся с 50-х гг. XX века, институционально-правовым воплощением которого стал в наши дни Европейский союз. И учебник «Европейская интеграция», подготовленный большим коллективом авторов под руководством замечательного российского экономиста-международника Ольги Буториной, – очевидный шаг вперед в столь важном деле, как комплексное рассмотрение такого субъекта современных международных отношений, как Евросоюз. Данная книга стоит на порядки выше большинства работ, посвященных как ЕС в целом, так и отдельным аспектам европейской интеграции или сферам деятельности Европейского союза.
Проделав поистине титаническую работу, члены авторского коллектива смогли на 720 страницах собрать и систематизировать, по сути, все, что необходимо знать о Евросоюзе студенту-отличнику, отправляющемуся на экзамен. Практически ни разу (за небольшими исключениями), не приняв желаемое за действительность, а планы, в деле построения которых так преуспела Европа, за реальные дела. И предоставив (также с небольшими исключениями) читателям возможность самим проанализировать изложенные в труде факты и сделать на их основе собственные выводы.
Это прослеживаемое на протяжении всей работы отсутствие у авторского коллектива и его руководителя намерения предложить целостную интерпретацию событий и процессов, о содержании которых рассказывает учебник, одновременно является и плюсом, и минусом данной книги. Очевидным плюсом, потому что открывает перед другими исследователями самые широкие возможности для самостоятельного истолкования. Минусом, потому что работает против не стилистической, нет, а теоретической целостности всей книги. Неизбежно понижая тем самым ее прогностическую, а стало быть, выражаясь странноватым новоязом современного высшего образования, и «компетентностную» ценность.
И нашедшие отражение в начале книги разговоры о регионализации, или (используя терминологию авторов) «глобальной стратификации», оставляют много резервов для повышения убедительности. Хотя бы потому, что предложенная концепция ЕС как инструмента, с помощью которого страны-участницы стремятся обеспечить себе достойное место в рамках глобальной «жесткой иерархии силы», не становится несущей конструкцией всей работы. Не говоря уже о том, что при таком понимании мотивов европейских государств тезис об «исторически вполне реалистичной» задаче создания общего экономического пространства от Атлантики до Тихого океана, т.е. включающего Россию, явно нуждается в дополнительных доказательствах.
Дело, однако, в другом. Предложенное авторами учебника новаторское для российской науки объяснение интеграционных мотивов европейских стран обращено, скорее, вовне ЕС. Однако пока отсутствует гипотеза о природе развития интеграционного процесса как такового. Вроде бы видно, что все движется, но почему это происходит, какова химическая формула крови, благодаря которой дышит, хоть и прерывисто, европейская интеграция, остается не до конца понятным.
В этой связи уместно вспомнить о попавшей мне в руки несколько месяцев назад одной из любимых книг детства – вышедшем в 1971 г. вузовском учебнике «История Древнего Рима» под редакцией Василия Ивановича Кузищина. Перелистав уже несколько пожелтевшие страницы, я в который раз поразился той легкости, с которой читается исключительно серьезный и насыщенный фактами текст, рассказывающий о подъеме, расцвете, увядании и гибели великой цивилизации Запада. Все перипетии древнеримской военной, политической и экономической истории свободно умещаются на 336 страницах. События логически вытекают одно из другого, а герои, подобно актерам комедии дель арте, действуют в строгом соответствии со своими ролями. Неудивительно, что эта книга одинаково легко воспринимается (а именно это является главной методической задачей автора учебника) и младшим школьником, и студентом, и аспирантом университета.
Секрет относительно прост. Как нетрудно установить причину доступности современных учебников по международным отношениям, выходящих в США. В обоих случаях все события и явления рассматриваются авторами через призму единой и целостной теории. Это концепции о классовых и социальных противоречиях как основных двигателях исторического процесса у Кузищина и либеральной идеологии – у авторов-составителей таких учебников, как, например, «Глобализация мировой политики» под редакцией Джона Бейлиса и Стива Смита.
Это логично и правильно. Именно анализ фактов на основе теории, то есть интеллектуального преломления реальности, выделяющего главное и отсекающего вторичное, позволяет сделать самую важную часть аналитической работы – построить прогноз. При этом в современных условиях необходимым квалификационным требованием становится не просто знание пусть даже и большого количества статичных фактов, но именно способность к прогнозированию их развития на среднесрочную и долгосрочную перспективу. Этому мы учим наших студентов. Простой же набор взаимосвязанных между собой констатаций, как отмечает выдающийся ученый-международник Кеннет Уолтц, не означает совершенно ничего без сопровождающего их теоретического анализа.
Кроме того, в отличие от естественнонаучных дисциплин («наук о природе»), общественные науки несут в себе задачу трансформации исследуемых объектов, или по меньшей мере их восприятия. Постоянное, пусть и не всегда артикулированное, присутствие этой задачи отличает общественные науки от наук естественно-математических. Последние имеют дело с физическими объектами, не зависящими от субъектов. Связь между результатами исследования и его целью в этом случае не является прямой, и они могут быть достаточно спокойно разделены. Получаемые выводы являются, как правило, изложением фактов с той или иной степенью достоверности, в зависимости от правильности избранного метода.
Но подобные выводы не могут изменить сами факты – физические объекты, существующие вне зависимости от того, что мы о них думаем. Их оценка помогает использовать возможности и обходить ограничители, накладываемые имманентными свойствами вещей. Но не менять их. Цифры, на основе соотношения которых выстроены все математические модели, неизменны, и дважды два – это четыре, вне зависимости от желания избирателей, глав государств и правительств. В этом, помимо прочего, кроется причина провала всех известных попыток применить математические методы в политических науках, не говоря уже о международных отношениях.
Политическая наука имеет дело с изменяемыми по воле субъектов – народов, ученых и политических деятелей – объектами социальными. Здесь «каждое суждение помогает изменить факты, на которых оно основано». И именно это изменение, как писал британский историк Эдвард Карр, «обуславливает мышление», добавляя, что «мышление ради мышления настолько же бессмысленно, как накопление скупцом денег ради самого факта накопления». Инструментом для решения этой задачи является гипотеза – явление, которое не столь часто, как хотелось бы, встречается в отечественных и уже все реже в зарубежных произведениях в сфере общественных наук.
Спор же о том, какие объекты: физические, выражаемые в количестве современных систем вооружения или объеме ВВП, или социальные, имеют в мировой политике большее значение, можно начать и закончить, сравнив по каждому из показателей потенциалы США и их основных оппонентов – Китая и России. И убедившись в том, что самая мощная в мире экономика и самая могучая армия еще не гарантируют возникновения такого социального объекта, как признание лидерства другими участниками международных отношений. Наоборот, даже отсутствие для этого «физических» оснований в военной области позволяет считать Китай одной из стран – лидеров современного мира. Равно как и проваливающуюся экономически Россию, изменившую при помощи двух танков и трех самолетов социальный объект – политику Соединенных Штатов по вопросу расширения НАТО (главного института коллективной обороны стран Запада) на Грузию и Украину.
Речь, однако, не об этом. Присутствие основанной на теории гипотезы, доказательству или опровержению которой служит текст, является главным отличием науки от статистики. Как, собственно говоря, наличие целостной сюжетной линии отличает Гюго от Улицкой – литературу, включая беллетристику, от бесстрастного фотографирования наименее приглядной реальности. Так, фотография становится искусством только после того, как начинает трансформировать реальность на основе уникального авторского видения того, что в этой реальности главное, а что второстепенное.
В одном случае (наличие гипотезы) работа приобретает осмысленность в качестве процесса не просто производства нового знания, но его капитализации. В другом случае (чисто статистический, исходящий из имеющихся данных подход) авторская часть сводится к производству новых данных и не более того. Автору спасибо. Намытое им золото может быть использовано для производства монет или ювелирных украшений. Но уже другим автором.
При этом в качестве данных могут выступать не только информация о динамике развития политических процессов в той или иной области, но даже описание собственно теорий, объясняющих природу исследуемого объекта, будь то завоевательные походы римских цезарей, эволюция системы международных отношений в эпоху глобализации или общая торговая политика ЕС.
Основные максимы теоретических подходов просто доводятся до сведения читателя точно таким же бесстрастным и бессмысленным, в этом конкретном случае, образом, как данные о полномочиях отдельных межгосударственных институтов или количественные параметры торгово-экономических отношений. Читатель, а в случае с учебниками это студент-международник, обретает знания – щит, которым он может прикрыться от партнера, наступающего на интересы его государства или компании. Однако интеллектуального меча – орудия нападения, при помощи которого можно проникнуть «внутрь» оппонента и приподнять завесу над будущим – эксперт не получает.
Раньше ограниченность информации, трудности в ее добывании и, для отдельных отраслей общественных наук, большой объем усилий, требующихся для ее обработки, стимулировали более тщательный подход к методологическому планированию исследования. Ведь чем меньшим количеством данных располагает исследователь, тем большее значение имеет теория и основанная на ней гипотеза. Сейчас прозрачность политического процесса и количество доступной для исследователя информации неуклонно растут. Это происходит, часто независимо от намерений государства, даже в недемократических политических моделях, не говоря уже о таких открытых в информационном плане системах, как государства современной Европы.
Органы государственной власти буквально топят наблюдателей в информации и собственной, часто весьма качественной, «аналитике» в виде стратегий, концепций, «белых» или «зеленых» книг. И вырабатывают спрос не на независимый анализ, а лишь на новые данные. Следовать за этим спросом начинает, к сожалению, существенная часть научного сообщества. В особенности это присуще экономике, как наиболее «естественной» из общественных наук. В результате под натиском данных теория исчезает в качестве необходимого элемента научной работы, а вместе с ней сокращается и степень самостоятельности исследователя. Парадоксальным результатом становится сокращение ценности, которую исследователь и наука в целом представляют для государства и бизнеса.
Есть надежда, что не навсегда. Но для того чтобы эта надежда не осталась несбыточной, необходимо, расширяя неуклонно свои знания об объекте, двигаться по пути его теоретического осмысления. И стремиться к целостности его восприятия не только как понимания взаимосвязи между отдельными видами жизнедеятельности, хотя и это уже очень важно.
Каждый ученый-европеист знает, что «большое видится на расстоянии», а наиболее существенный вклад в теоретическое осмысление европейской интеграции внесли ученые из США. Это, по-видимому, объясняет общую успешность американской политики по отношению к Евросоюзу. А возможно, и возросшую результативность российской дипломатии, после того как ею была воспринята с середины 2000-х гг. часть осмысленного нами с учетом местных обстоятельств американского опыта.
Учебник под редакцией Ольги Буториной – это блистательное доказательство исторического успеха более чем двадцатилетних усилий уникального творческого коллектива Института Европы РАН, распространившего с 2003 г. свое влияние и на МГИМО МИД России. Книга «Европейская интеграция» убедительно свидетельствует, что количество и качество знаний российского научного сообщества о столь сложном явлении, как европейская интеграция, уже приблизилось к тому уровню, когда требуется совсем небольшое по физическим затратам усилие – и в России появится своя, вторая в мире, самостоятельная школа европеистики.
Россия в глобальной политике, №1, январь-февраль, 2011