Россия – ЕС: партнерство или соперничество?
«Нормативная сила» ЕС на мировой арене» – таково название круглого стола, проведенного 9 июня Центром по сотрудничеству с Францией ГУ-ВШЭ совместно с Посольством Франции в Российской Федерации и Центром комплексных европейских и международных исследований факультета мировой экономики и мировой политики ГУ-ВШЭ.
«Нормативная сила» ЕС на мировой арене» – таково название круглого стола, проведенного 9 июня Центром по сотрудничеству с Францией ГУ-ВШЭ совместно с Посольством Франции в Российской Федерации и Центром комплексных европейских и международных исследований факультета мировой экономики и мировой политики ГУ-ВШЭ.
На круглом столе собрались сторонники разных точек зрения на сотрудничество России с ЕС. Основные докладчики уже в своих докладах, по сути, вели дискуссию.
С докладом «Роль Европы в качестве международного актора» перед участниками заседания выступил Заки Лайди, профессор Института политических наук г. Парижа (Центр Европейских исследований) и Европейского колледжа г. Брюгге (Бельгия). Европа, отметил он в частности, — оператор особого свойства. Европа не является сверхдержавой, сопоставимой с такими крупными государствами, как США, Российская Федерация, Китай, Индия. И это весьма важный момент для понимания роли Европы, которая, не будучи сверхдержавой, не является и региональной организацией в общепринятом смысле слова. Но значение Европы больше, чем значение любой региональной организации. Ведь в 1957 году европейцы, создав Общий рынок и подписав Римский договор, согласились «поделиться своим политическим суверенитетом в целом ряде областей и максимально делегировали свои полномочия в пользу коллектива, что стало базой европейской конструкции». Такова историческая и весьма специфическая практика. Буквально на днях в 27 странах Европы прошли выборы в Европейский парламент. «Европа — единственный регион мира, обладающий своим демократически избранным парламентом, который имеет постоянно расширяющиеся реальные полномочия», — заметил в связи с этим докладчик. Таким образом формируется европейская политическая жизнь, выходящая за рамки границ национальных государств. По сути это федерация национальных государств, которой передан целый ряд полномочий. И речь идет о том, что «национальный суверенитет не может быть противопоставлен КЕС, — заявил докладчик. — У нас есть три крупных инструмента: единый общий рынок, обеспечивающий движение товаров, рабочей силы, капиталов и услуг при том, что государство не может как-то воспрепятствовать этим процессам; существует единая валюта евро, в жизнеспособность которой очень многие сначала не верили, заявляя: как вы хотите иметь общую валюту, которая требует проведения общей валютной политики, если у вас нет общего бюджета? Но ныне европейцы имеют общую валюту, не располагая общим бюджетом. Третий важный инструмент — единая торговая политика. «Когда мы ведем переговоры с ВТО, то мы ведем их от имени Европы... На международной арене мы являемся крупнейшей торговой сверхдержавой. Если бы мы были просто отдельными государствами, нас бы давно уже поглотили крупные страны, такие как США или Китай. И это является важнейшим инструментом нашего внешнего влияния», — подчеркнул З. Лайди.
Но как эти три инструмента используются, будет ли расширяться сфера влияния Евросоюза и каким будет воздействие этого процесса на остальной мир? Что касается расширения федеральных полномочий и действий Евросоюза, то Европа постоянно сталкивается с такой проблемой, как наличие «последних бастионов национального суверенитета государств, а именно: с внешней политикой и вопросами обороны».
| ||
Заки Лайди |
Если вести речь об общем рынке, «то в нем все определяется в Брюсселе». Когда дело касается валюты, то Центральным банком. Однако без твердых принципов невозможно ведь иметь и твердую валюту. «И те, кто сомневался в жизнестойкости евро, были вынуждены снять свои возражения после того, как разразился экономический кризис, ибо евро оказался весьма сильным инструментом, противостоящим кризису». Без наличия евро очень многие государства были бы вынуждены девальвировать свои национальные валюты. Таким образом, у Европы есть свои инструменты защиты. Конечно, весьма трудно проводить валютную политику, не имея общей бюджетной политики. Поэтому надо искать компромисс: с одной стороны, бюджетная политика находится в руках государств, но, с другой стороны, имеется необходимость в том, чтобы «обрамлять эту политику целым рядом норм и правил». И возникает «нормативная сила», основанная на том понимании, «что для Европы, не являющейся одним государством, создание таких норм — единственный способ, дисциплинирующий разные государства». Норма — это политическое выражение «особого оператора», являющегося более чем региональной организацией, но меньшим, чем федеральное государство.
Такие нормы, заметил далее г-н Лайди, приняты «в некоторых пределах за исключением особых обстоятельств, возникающих в любом государстве». Но как определить эти исключительные обстоятельства, как призвать те или иные страны к выполнению таких норм? С помощью «нормативной силы» Европа старается «превзойти суверенитет государств», но «не лишая при этом самостоятельности государства, которые стараются сохранить свой суверенитет». Вот такой компромисс. Но случается и так, заметил докладчик, что невозможно превзойти суверенитет того или иного государства в таких областях, как оборона, внешняя политика и безопасность. Именно тут, несмотря на прогресс, оказывается невозможным «федерализовать нашу политику настолько, чтобы Европа стала оператором, похожим на крупнейшие государства».
Так происходит потому, что есть государства, не желающие отказываться от последних инструментов политического суверенитета. И лучшим примером здесь, по убеждению французского ученого, является пример с энергоносителями, где, по его словам, «у нас есть трудности, в частности и с нашими российскими друзьями». Примечательно, что те государства, которые «не хотят федерализовать политику в этих областях», как, например, балтийские страны и Польша, «как раз больше других нуждаются в энергоносителях».
Так же обстоит дело и в сфере оборонной политики. В Европе количество войск такое же, как и в США, «но 98% этих войск не используются». Ведь война для Европы — это уже пройденный этап, «неслыханная теперь вещь на европейском уровне, что стало огромным достижением европейского строительства». И эти вооруженные силы являются классическими национальными государственными силами, которые невозможно использовать, если бы проводились международные операции, например, в Чаде. «В таком случае нам пришлось бы для переброски войск арендовать самолеты у Украины и России». История у каждого европейского государства своя, а соответственно, и отношение к обороне разное. «Например, страны, бывшие под советским господством, до сих пор испытывают враждебность и страх по отношению к России». Однако такое отношение не разделяется другими европейскими государствами. И это видно опять же и на примере проблем энергетики. Так, «самые твердолобые» тут Польша и прибалтийские страны, говорящие о необходимости независимости, поскольку Россия, по их мнению, использует энергоресурсы для закрепления своего господствующего положения и контроля. Со стороны государств Восточной Европы отношение к этому вопросу более умеренное, и их отношения с Россией - это отношения бизнеса. А такие крупные страны, как Франция, Италия, Германия, полагают, что не надо идти курсом конфронтации с Россией, «с которой у них существуют отношения взаимозависимости». А посему с Россией нужно договариваться. Вот поэтому Франция, Германия относились и продолжают относиться негативно к расширению НАТО за счет Грузии и Украины, ибо в отношении России, по их мнению, «не следует устраивать лишних и бесполезных провокаций».
Надо принимать во внимание, что и у России существуют геополитические интересы, и эти интересы общие, она находится на периферии Восточной Европы, в пространстве «Восточного партнерства». Россия, конечно, «не обладает правом вето, по отношению к Европе это абсолютно неприемлемо», но, с другой стороны, сказал докладчик, «мы не можем игнорировать ее интересы и должны искать возможности для договоренностей». Россия к тому же и сама заинтересована в существовании Европейского Союза, что проявилось во время кризиса в Грузии. С одной стороны, по словам З. Лайди, «было осуждение российских операций, но в то же время со стороны многих европейцев прозвучало и осуждение действий грузинского руководства». И, несмотря на разногласия среди европейцев, «мы смогли выработать срединную умеренную позицию, которая, в конечном итоге, и восторжествовала», — подчеркнул г-н Лайди.
Европа реализуется с помощью норм поведения. Эти стандарты являются результатом собственно истории Евросоюза, истории, которая в свою очередь состоит из норм. Все основано на нормах, на правилах, которые и являются единственным, как сказал докладчик, «объединяющим нас условием. Сквозь эту призму мы смотрим на весь остальной мир». Надо проецировать эти нормы на международную систему, что и явится источником стабильности и организации международных отношений. Эти нормы оказывают все большее влияние на мировую международную систему. Наиболее ярким примером может быть деятельность по борьбе с климатическими изменениями. Именно благодаря Европе, напомнил французский ученый, выжил Киотский протокол, и сейчас уже ведутся посткиотские переговоры, поскольку США, выступавшие поначалу противником договора, теперь пересматривают свои позиции. Европа оказывается мировым лидером и в области международного права. «Да, у нас нет военной силы, и мы не можем здесь сравниться с Соединенными Штатами, не можем завоевать какие-то страны, но мы способны выступать на международной арене, как некая держава, с которой приходится считаться», - заключил свое выступление З. Лайди.
Соотношение норм и интересов в политике ЕС в отношении России и на пространстве бывшего СССР проанализировал в своем выступлении Дмитрий Суслов, заместитель директора исследовательских программ Совета по внешней и оборонной политике (СВОП), заместитель директора и научный сотрудник научно-образовательного Центра комплексных европейских и международных исследований факультета мировой экономики и мировой политики (ФМЭиМП) ГУ-ВШЭ.
| ||
Дмитрий Суслов |
Он выразил согласие с точкой зрения французского ученого в том, что политика «нормативной силы» заключается в распространении принципов и инструментов сотрудничества, действующих внутри Союза, на внешнеполитическую сферу. За годы своего существования Евросоюз создал вокруг себя уникальную международную среду, своего рода международный порядок, который значительно отличается от совокупности норм, правил и обычаев, определяющих развитие международной системы в целом. Внутри ЕС удалось создать, по словам американского ученого Р. Кейгана, кантианский «вечный мир», основанный как раз на принципах и ценностях, о которых говорил З. Лайди. Часть этих норм, касающихся внутренних характеристик участников евроинтеграции и правил игры в отношениях между собой, таких как культура компромисса, отказ от применения силы, бесконечное согласование интересов, имеет абстрактный характер, но это то, без чего европейский интеграционный проект в принципе был бы невозможен и что составляет большую часть деятельности Совета ЕС, в том числе и во взаимоотношениях с Еврокомиссией.
Часть этих норм имеет весьма конкретное выражение в концепции «Аки-коммюнотер» ( Aquis communautaire - «Общее достояние»), включающей бесчисленное множество конкретных правовых норм и составляющей собственно право Европейского Союза. Соответственно использование «нормативной силы» во внешней политике также имеет две различающиеся формы. Первая заключается в распространении на международном уровне тех главных правил, норм и ценностей, которые составляют основу европейской интеграции, с целью создания международного порядка, базирующегося на правилах компромисса, согласования интересов, принятия решений в многостороннем порядке в рамках международных институтов и, в соответствии с международным правом, незаконности применения военной силы и т.д. Предполагается, что эти нормы, обеспечившие колоссальный успех европейской интеграции, пользуются большой популярностью в мире в целом. Если благодаря им создан кантианский «вечный мир» в Европе, которая до 1945 года «была не самым лучшим и мирным местом на Земле», то тем самым можно по крайней мере содействовать созданию более безопасной международной системы в целом. Это глобальный европейский проект, нашедший свое отражение в ряде ключевых официальных программных документов Евросоюза. Имеется в виду, что распространение этих правил и норм может сделать Евросоюз одним из лидеров нового международного порядка. Что же касается фактора традиционной военной силы, то эта та область, где Евросоюз «не занимает сегодня лидирующее положение». Но предполагается, что фактор традиционной силы снизится, а вместе с ним снизится и вес традиционных центров силы, вес же и влияние Европейского Союза, напротив, возрастет.
Вторая составляющая использования «нормативной силы» заключается в фактическом и конкретном распространении европейских правил, принципов и норм при том, что этот процесс увязывается с принятием этих правил и норм другими государствами при развитии отношений этих государств с Евросоюзом. И здесь также можно говорить о двух моделях. Первая модель этой второй составляющей — это модель распространения базовых ценностей (демократия, права человека, либеральная рыночная экономика) или на двустороннем уровне, или посредством международных организаций. На двустороннем уровне адаптация этих ценностей другими странами становится условием заключения этими странами с Евросоюзом соглашений (прежде всего - торговых). Во втором случае речь идет о формировании Евросоюзом и странами этого союза соответствующей повестки дня в работе международных организаций, прежде всего экономических, с целью выработки экономических и политических условий предоставления Международным валютным фондом или Всемирным банком финансово-экономического содействия тем или иным государствам и увязывания вопроса о предоставлении такого содействия с адаптацией развивающимися странами тех или иных базовых ценностей и норм ЕС.
Вторая модель — это распространение непосредственно элементов европейского права — «Аки-коммюнотер» (в целом или частично) на соседние с Евросоюзом государства. Примером может служить политика расширения ЕС, создание Европейского экономического пространства, создание Евросоюзом режимов ассоциаций с теми или иными странами (Норвегия, Швейцария, страны Балканского полуострова), в перспективе — со странами-участницами программы «Восточного партнерства», а также в целом политика ЕС на восточном, в том числе российском, направлении.
Перенос внимания на нормы позволяет ЕС разрешить главную проблему его внешней политики, а именно — преодолевать несовместимость или же малую совместимость национальных интересов стран-членов ЕС. Ведь если национальные интересы стран-членов ЕС различны, то нормы у них общие, и поэтому проведение именно «нормативной» внешней политики является «единственной доступной для ЕС альтернативой. Именно нормы, а не интересы позволяют ЕС выступать единым внешнеполитическим актором» и проводить политику, за которой стоит «совокупная мощь всех 27 стран-членов Евросоюза».
Однако более детальное рассмотрение каждой из этих моделей позволяет сделать ряд выводов. На деле само по себе использование Евросоюзом «нормативной силы» не позволяет ему стать одним из глобальных центров силы и обладать международным влиянием, сопоставимым с другими полюсами силы. Использование «нормативной силы» неизбежно требует использования и других, более традиционных внешнеполитических инструментов, скажем, дипломатических возможностей. Эффективное распространение европейских правил и норм напрямую зависит от привлекательности Евросоюза как зоны мира, стабильности и экономического процветания, а потому наибольшей эффективностью «нормативная сила» обладает в отношении стран, стремящихся вступить в Евросоюз. Инструментализация европейских норм в политических и геополитических целях в ряде случаев приводит в конечном итоге к их ослаблению и падению привлекательности Евросоюза в глазах третьих стран. И, наконец, использование ЕС «нормативной силы» на региональном уровне ведет к усилению его противоречий и даже соперничества с теми игроками, которые рассматривают себя независимыми полюсами силы в международной системе и не относят себя к экономической и политической орбите ЕС, что в итоге имеет следствием ослабление возможностей Евросоюза влиять на этих игроков, и это прежде всего относится к России.
Но вряд ли сам по себе процесс инициации и предложения каких-либо норм автоматически дает желаемый эффект инициаторам. Это приносит авторитет, но не влияние. А влияние скорее всего принадлежит тому, кто отвечает за соблюдение этих норм всеми другими акторами международной системы и обладает необходимым механизмом принуждения (enforcement mechanism) для того, чтобы заставить другие страны следовать этим нормам. А это уже относится к традиционным компонентам силы. Если в процесс выдвижения норм и правил могут быть вовлечены многие страны, то закрепление этих норм по-прежнему в значительной мере зависит от тех игроков, которым принадлежит традиционная сила. Причем это касается наиболее важных, системообразующих норм и правил, таких как принцип неприменения военной силы, соблюдение суверенитета и возможности его преодоления и т.д. «Если с нормами, кто бы их ни выдвигал, не согласятся США или Китай, то говорить об этих нормах как об универсальных регулирующих нормах вряд ли возможно», — заметил в этой связи докладчик. — К тому же сегодня в международной системе появились игроки, для которых нормы, ценности и правила, выражаемые Евросоюзом, непривлекательны. Это страны, а к ним относят т.н. «новые незападные центры силы» — прежде всего Россию и Китай, — заявляют о том, что развиваются по собственным социально-экономическим моделям и их ценности отличаются о тех, которые пытается распространить Евросоюз или, скажем, Соединенные Штаты».
И все больше и больше ученых и политиков заявляют о начале новой конкуренции моделей развития и о том, что т.н. модель авторитарного капитализма становится популярной не только в России и Китае, но и во многих средних и малых государствах. В этой связи продолжение риторики Евросоюза о распространении собственных ценностей и норм уже «не встречает всеобщего радушия, как это было в начале 1990-х годов, а во-вторых, обрекает Евросоюз на конкуренцию с другими центрами силы в мире».
Касаясь далее роли ЕС в международных организациях, Д. Суслов отметил, в частности, что нынешний финансово-экономический кризис поставил вопрос о «несоответствии нынешнего международного экономического порядка реальному распределению сил в мировой экономике». В том числе, и вопрос о том, что новые, незападные центры силы «занимают в международных финансово-экономических организациях не то положение, которые должны были бы занимать». Общая тенденция развивается в направлении усиления Китая и ослабления ЕС. В конечном итоге «главная на сегодня ось мировой экономики — это ось США-Китай», и новые лидеры вряд ли будут устанавливать в международных организациях те же стандарты и правила, что страны ЕС.
Что касается распространении «Аки-коммюнотер» на соседние страны, то этот процесс преследует цель создания вокруг Евросоюза благоприятной для него экономической и политической среды. Страны, входящие в это пространство, начинают в той или иной мере жить по правилам ЕС, руководствуясь его стандартами, хотя и не имеют права принятия решений по выработке этих самых стандартов, «а вынуждены принимать то, что поверх их голов вырабатывается в Брюсселе». Это влияние основано не на принуждении и порабощении, но на «правовой гармонизации и сближении законодательства». Однако, гармонизируя свое законодательство с законодательством ЕС, эти страны «не просто соглашаются временно действовать так, как им указывает Брюссель, но по сути лишаются части своего суверенитета». Таким образом, региональное распространение «Аки-коммюнотер» — а именно это и положено в основу политики ЕС на восточном направлении в отношении стран СНГ и России — представляется «наиболее эффективным способом использования «нормативной силы» в целях регионального самоусиления», — подчеркнул г-н Суслов. Особенность этой модели заключается в том, что нормы и правила в данном случае являются не целью, а именно средством достижения конкретных политических и экономических целей Евросоюза. Не секрет, что основной упор ЕС делает на распространении именно тех элементов «Аки-коммюнотер», которые в каждом конкретном случае наиболее выгодны Союзу. «Применительно, например, к Украине речь идет о европейском энергетическом законодательстве». Но и здесь использование «нормативной силы» имеет четкие лимиты. «Ибо принятие «Аки-коммюнотер» имеет для соседних с ЕС стран, как правило, вынужденный характер. В ряде случае их выбор продиктован безвыходностью, поскольку эти страны физически окружены Евросоюзом или когда на ЕС приходится львиная доля их внешнеэкономических связей». Но чаще гармонизация законодательства третьих стран с европейскими нормами связана со стремлением этих стран войти, в конечном счете, в состав Евросоюза, который на сегодня «для большинства стран своего ближайшего окружения обладает колоссальной притягательной силой и воспринимается ими почти как рай, как зона процветания и благоденствия, как панацея от многих проблем безопасности, как пул избранных, вступив в который ты сразу попадаешь не только в кантианский «вечный мир», но и выходишь на орбиту мировой политики», — подчеркнул докладчик. Таким образом, привлекателен для многих стран сам по себе ЕС, но не свод норм «Аки-коммюнотер», который для многих государств, в том числе стран СНГ, «отнюдь не привлекателен, а порой и опасен». Поэтому чем яснее элиты этих стран будут осознавать бесперспективность своего вступления в Евросоюз, тем менее привлекательным для них будет и такого рода гармонизация, тем меньшей будет становиться «нормативная сила» ЕС. Уже и сегодня, сказал в связи с этим докладчик, «налицо определенное разочарование восточной политикой ЕС со стороны Украины и Молдовы, в том числе в отношении программы «Восточного партнерства», которая наиболее четко ставит цели привнесения в эти страны многих элементов «Аки-коммюнотер».
Что же касается стран, которые не только не хотят стать членами ЕС, но и рассматривают себя независимыми центрами силы с собственными нормами социально-экономического развития, то воздействие «нормативной силы» ЕС на эти страны оказывается еще меньшим. И по мере того, как во второй половине 2000-х годов Россия все более настойчиво заявляла о своей самостоятельности, нормативное влияние на нее со стороны ЕС сокращалось. Сегодня Россия однозначно заявляет, что не намерена гармонизировать свое законодательство в ключевых секторах, скажем, в области энергетики, с европейским. Как только Россия заявила о самостоятельности и, более того, о том, что намерена выстраивать свои отношения с ЕС на базе совместных правил, а не правил Евросоюза (например, предложение России по энергетическому соглашению), так сразу же ЕС по сути лишился инструментов воздействия на Москву. Но поскольку Россия сама рассматривает страны т.н. «общего соседства» как часть своего собственного интеграционного пространства, то использование ЕС своей «нормативной силы» в этих странах обретает форму серьезной конкуренции. И Россия как страна, с которой Евросоюз делит «общее пространство» и которая все более явственно соперничает за него, в наибольшей степени испытывая на себе политику ЕС по распространению собственных норм, правил и законодательства, становится на региональном уровне главным соперником Евросоюза.
По окончании докладов участники круглого стола высказали свои точки зрения по сути обсужденных проблем, а также задали вопросы. Это привнесло в работу определенное оживление, поскольку вопросы касались весьма конкретных событий, которые находятся «на слуху» у всех. Так, заведующий кафедрой международного публичного права ГУ-ВШЭ, профессор Юрий Юмашев попросил З. Лайди прояснить ему некоторые моменты. «Студенты Вышки, изучающие право ЕС, задали мне вопросы, на которые я не смог ответить, — честно признался профессор. — Быть может, вы подскажете мне ответы? Вопросы такие: как известно, в статье 17-18 Римского договора о создании Общего рынка идет речь о гражданстве жителей стран-членов ЕС. Мы знаем, что в Латвии есть такая категория граждан, которые в этой стране являются не гражданами. И могут ли эти граждане, которые по своему статусу являются не гражданами Латвии (в основном это русскоговорящие), устроиться на работу в той же Франции, если они туда приедут, участвовать там в муниципальных выборах, будут ли на них распространяться социальные льготы, которые распространяются, как записано в Римском договоре, только на граждан стран-членов ЕС? Второй вопрос от студентов: Молдавия и Румыния не урегулировали вопрос о границах. Тем не менее, по договору о членстве в ЕС те страны, которые вступали в Союз, должны были обязательно отрегулировать вопросы, касающиеся их границ с соседями. Но если у Молдовы с Румынией этот вопрос не решен, то почему же Румыния принята в ЕС?»
Что касается Молдавии и Румынии, то, по словам французского ученого, «он не знал, что между двумя этими странами существуют пограничные конфликты. Другое дело - Приднестровье... Румыния не признает границы Молдавии? Я не в курсе деталей. Но вы правы, Евросоюз выдвинул в качестве принципа необходимость урегулирования границ до вступления. Кстати, такого же рода проблема сейчас существует между Хорватией и Словенией. Это проявление случаев исключений или двойных стандартов, которые могут существовать в практике Евросоюза. Но несмотря на то, что говорят, глобально вступление в ЕС оказывает положительное воздействие на защиту прав меньшинств. Это происходило во многих странах — в Словакии, например, венгерские меньшинства не были бы уважаемы без вступления в ЕС...
Если говорить о русскоязычных гражданах в балтийских странах, — сказал г-н Лайди, — то я не знаю, являются ли они российскими гражданами, урегулирован ли вопрос об их статусе. Но если они приезжают во Францию и имеют паспорт балтийских стран, то тогда у них будут одни права. Но поскольку у них особый статус... Я согласен с вами: это действительно серьезная проблема российских меньшинств, и она не решена в балтийских странах. Это политическая проблема», — признал профессор Лайди.
В дискуссию включился и Д. Суслов. «Вопрос о границе весьма важен, ибо он иллюстрирует угрозу ослабления «нормативной силы» ЕС, особенно после расширения ЕС в 2004 году, — сказал он. — Речь идет о принципе солидарности с соседними странами, о том, что Евросоюз солидаризируется с отдельными странами в ущерб своим же общим ценностям и общим нормам. Вопрос об отсутствии пограничного договора между Румынией и Молдовой — хорошая иллюстрацию этому. Напомню, что Румыния пошла на прямой подрыв молдавской государственности, когда в начале апреля этого года, после событий в Кишиневе, румынское правительство в ускоренном порядке приняло решение об автоматическом предоставлении румынского гражданства гражданам Молдовы, которые до 1940 года были гражданами Румынии, то есть потомкам до третьего поколения тех граждан, кто до 1940 года проживал в Румынии. Я напомню, - заметил Д. Суслов, — что до 1940 года большая часть территории современной Молдовы за исключением Приднестровья отходила к Румынии, а затем отошла к Советскому Союзу после подписания пакта Риббентропа — Молотова. Нынешний шаг румынского правительства — это прямой и вопиющий подрыв молдавской государственности. А Евросоюз, руководствуясь принципом солидарности, на это никак не отреагировал. Более того, эта проблема поднималась Россией и по дипломатическим каналам, и в рамках последнего заседания Постоянного совета партнерства Россия — ЕС, но в ответ говорилось об этом самом принципе солидарности...»
В ходе обсуждения высказывались суждения о том, что Евросоюз может постепенно утратить роль глобального международного центра силы, особенно на фоне укрепления позиций Китая, а также и других стран-членов БРИК. Отмечалось также, что на последних выборах в Европарламент к избирательным урнам пришло чуть более 40% избирателей, и это стало самым низким показателем за всю историю существования Европарламента.
Николай Вуколов, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ
Фото Виктории Силаевой